Дорога надежды - Страница 162

162

Мысли ее блуждали по кругу.

Нет, то, что происходило в Новой Англии, то, что помогло ей лучше понять страдания ее брата Жосслена, было вполне реально. То были создания из плоти и крови, в мистической лихорадке возводившие неведомый всем прочим людям мир. Среди них нашлось место и для Рут с Номи. Когда, выхаживая ее, они рассказывали ей о своих горестях, то ее сердце откликалось даже не на исповедь о скитаниях преследуемых и повсюду унижаемых квакеров, участью которых был либо позорный столб, либо виселица, а на их спокойствие перед лицом очевидного безумия. В жестокости, которую они познали, была некая банальность, из-за которой она становилась естественной, а то и желанной.

Она не могла не возмутиться! Однако Рут и Номи не возмущались — они говорили о гонениях и своих нечеловеческих мучениях почти как о неизбежном зле, без которого немыслима жизнь на американском берегу.

Они, исцелившие столько людей, умрут на виселице, осыпаемые проклятиями!..

Зато Амбруазина — последовательница папы, богобоязненная благотворительница — ни у кого не вызывала страха.

Нет, мир не слеп. Но он вял, в нем нет подлинного стремления к справедливости и к любви.

Предаваясь этим мыслям, стоя на носу корабля, Анжелика чувствовала, как в ней растет нетерпение побыстрее вернуться к Жоффрею Они с ним так похожи!

Она может говорить с ним обо всем! Она поведает ему о своем страхе перед Амбруазиной. Она уже видела его приободряющую улыбку. Наверняка он скажет ей те же самые слова, которыми она пыталась вразумить саму себя.

Если герцогиня Модрибур жива — Анжелика то обретала непоколебимую уверенность в этом, то отвергала саму эту возможность как немыслимую, — то какой силой она располагает, чтобы и впредь вредить им? Разве ее миссия не завершилась вместе с гибелью иезуита, ее брата? А раз не стало его и священной миссии, то должен был затухнуть и дьявольский огонь в ее душе.

Она то и дело видела их снова — «блестящего господина» и «папистку», но превратившимися в обыкновенных людей, подобно знаменитым военачальникам, которые, познав мгновения славы, вынуждены возвращаться к мелочам повседневного существования.

Слишком многое изменилось после того проклятого лета!

Сегодня их любовь неуязвима. Сама страна преобразилась. Новички Голдсборо, сперва слабые и уязвимые, они вросли в новую почву, начали величественное строительство, повели на берегах Французского залива новую жизнь и, окрепнув, изменили тамошнее равновесие сил.

Всего за несколько лет положение переменилось настолько разительно, что Жоффрей де Пейрак вот-вот превратится в арбитра между народами Северной Америки — французами, англичанами и индейцами, будь то ирокезы или алгонкины.

Уже в Салеме Анжелика могла убедиться, как сильно его влияние, когда обитатели Новой Англии причисляли его к своим, считая его способным выступить на стороне полунезависимых штатов, все еще остающихся колониями британской короны. «Вы такой же, как и мы», — твердили они ему. Еще одним подтверждением его значимости стала просьба губернатора Новой Франции Фронтенака о союзнической помощи, с которой тот обратился к Жоффрею, как к брату, которому он может всецело доверять. Губернатор послал его навстречу ирокезам, будучи уверенным, что никто, кроме него, не сумеет совладать с их необузданной яростью.

О, как ей не терпелось снова увидеть его, услышать его голос, дотронуться до него, убедиться, что он возвратился из своего похода живым и невредимым!

Каждый день начинался для нее с надежды, что из серой бесконечности, обрамленной туманами, выйдет ей навстречу корабль, на котором сам Жоффрей спешит ей навстречу. Однако надежде этой не суждено было сбыться.

Услыхав от команды, что всего через несколько часов, после полудня, они увидят Тадуссак, она замерла от страха.

«Что, если его там нет? Если с ним случилось несчастье при столкновении с ирокезами? Если Уттаке убил его?»

Она уже видела себя навечно пригвожденной к причалу Тадуссака, как Анжелика из «Неистового Роланда» Ариосто , прикованная к скале.

Вдали показались розоватые скалы ледяного фьорда — устья Сагенея — в шапке облаков. Затем взгляду предстали домики, колокольня и большой тадуссакский крест; на рейде неподвижно стояло несколько кораблей.

— Он там?

Анжелике трудно было долго удерживать у глаза тяжелую подзорную трубу.

Наконец изображение стало достаточно четким. Он был на палубе…

— Это он!!! Нет, не он…

— А кто же, по-вашему? — проворчал д'Юрвиль, забравший у нее трубу. — Я отлично вижу господина Пейрака, а чуть подальше — уважаемого Перро. На суше и на палубе полно солдат и моряков. Кажется, обстановка там вполне мирная.

Теперь я вижу, что там царит суматоха — весьма, впрочем, радостная.

Наверное, они тоже заметили нас и готовятся к встрече…

Разговор прервал глухой выстрел.

— Слыхали? Там что-то происходит!

— Нас узнали и салютуют в нашу честь. Сейчас я отвечу им тем же.

Прошла минута-другая — и «Радуга» откликнулась на приветствие двумя залпами.

Корабли совершили несколько несложных маневров, чтобы побыстрее преодолеть расстояние, отделяющее их от берега, — и последние сомнения развеялись. На берегу стоял сам Жоффрей, возвышаясь над своими офицерами; один Никола Перро был под стать ему ростом.

Прильнув к окуляру подзорной трубы, Анжелика увидела, как он отошел в сторонку. Ее сердце радостно колотилось, грозя выпрыгнуть из груди. Прочь сомнения! Это он — ее король! А там, где он, там и ее родина, там она обретает покой.

На протяжении всего путешествия в Монреаль и назад ее не оставляли опасения, пусть лишенные смысла и оправдания. А все почему? Потому что вдали от него она и дышит-то вполсилы!

162