Дорога надежды - Страница 64

— Мой дядя, архиепископ Кантерберийский, чье имя я ношу, может считаться первым англиканским епископом, ибо в самом начале Реформации основал, как того требовал его король Генрих VIII, «католическую церковь без папы».

Однако под давлением кальвинизма, уже превратившегося в пуританство, вынужден был расстаться с немкой, на которой незадолго до этого женился.

Затем в эпоху царствования католички Марии Тюдор его жена была арестована и обезглавлена.

Супруг миссис Кранмер считал, что английские поселенцы, хотя и встречали его с каменными лицами, оставались самыми верноподданными вассалами его величества, однако вынужден был признать, что, какую бы религию они ни исповедовали, им явно не хватало способностей адаптироваться к жизни в Новом Свете. В отличие от шотландцев, ирландцев, даже голландцев, не говоря о французах, англичане-колонисты и пуритане были не в состоянии расположить к себе местных жителей. Они презирали и изгоняли их, движимые инстинктом неприязни к лени, инертности, чувственности, бескультурью и язычеству, воздвигавшим непреодолимую преграду между ними и этими «красными змеями», неслышно и незаметно скользящими между деревьями непроходимого леса, в гуще которого могли совершаться лишь гнуснейшие непотребства. И тут уж ничего нельзя ни поделать, ни уладить, и все будет только ухудшаться.

На нескольких отцов-паломников, исполненных кротости и заблуждений, деливших с такими же обездоленными индейцами, как они, индюшку с черникой из Танксживина, на Джона Элиота, англиканца, проповедовавшего Евангелие вапаноагам, на великодушного Роджера Уильямса, гражданина Салема, изгнанного нетерпимыми единоверцами за «новые опасные взгляды» и вынужденного в снежную пургу искать убежища у своих друзей-индейцев, перезимовав у которых, он отправился на юг основывать в Род-Айленде в Наррагансетском заливе поселение Провиденс, где для горстки безумцев, желающих исповедовать христианское милосердие и свободу совести, в поисках которых они прибыли туда, где имели равное право на существование все религиозные убеждения, приходилась добрая сотня тысяч верующих, презиравших и возмущавшихся индейцами, о которых они вообще охотно бы забыли, если бы те время от времени не напоминали о себе кровавыми событиями. Ибо по натуре своей они были вполне миролюбивыми, эти набожные англичане. Они пришли сюда, далекие от мысли угнетать или грабить местное население. Единственно, чего они желали, — просто не видеть, как эти язычники рыщут по земле, дарованной им Всевышним, и спокойно молиться на ней по законам своей веры.

Жоффрей де Пейрак был французом. В этом заключалась его сила, позволявшая ему выступать посредником между двумя мирами, использовавшими взаимоисключающие верования и убеждения.

Англичане ценили в нем присущий им самим дух авантюрности. Многие из тех, кто основал английские штаты от Виргинии до Мэна, не были ни бродягами, ни зависящими от короля чиновниками, как переселенцы Новой Франции. Они являлись буржуа, людьми зажиточными и достойными. Они пустились в путь целыми семьями, взяв с собой все свое достояние, слуг и служанок, а то и королевскую грамоту, обеспечивавшую им едва ли не полную независимость.

Французский дворянин, бравший под покровительство в интересах ее развития спорную, но мало заселенную территорию, заручившись соглашениями с противоборствующими сторонами во имя сохранения мира, — казался им братом и добивался той свободы, которую, не признаваясь в этом себе, разноликие колонии с враждебными вероисповеданиями, но единые в своем пафосе первопроходцев, демонстрировавшие известное неповиновение Лондону, мечтали обрести сами.

Анжелика благодаря своей женской интуиции яснее видела все эти подводные течения. Крепла надежда. Ибо она не могла не задаваться вопросом, в каком мире предстоит жить ее семье и прежде всего новорожденным, все еще загадочным, но уже таким необходимым. И вот теперь их будущее виделось ей несущейся по воле волн лодкой, в которой собрались представители измученных народов, бросивших якорь у берегов Нового Света, а где-то там, вдалеке, металась возбужденная масса индейских племен.

В то время как двое мужчин прогуливались по палубе, та думала об остановках в портах.

Они как раз проплывали мимо Бостона, напоминавшего нагромождением остроконечных крыш плантацию грибов; на его фоне высилась отдаленная вершина Массапоссета, Большой Горы, которой штат был обязан своим искаженным названием — Массачусетс. Бостона — младшего брата Салема, охваченного яростным честолюбием быть еще более непримиримым, энергичным и любимым Всевышним, чем его старший брат…

Жоффрей де Пейрак рассчитывал зайти туда на обратном пути. У него было там слишком много знакомых, чтобы он мог ограничиться кратким пребыванием.

Они сделали остановку в крошечном штате «Род-Айленд и колонии Провиденс», также отпочковавшемся от Салема, но совсем в другом смысле, если вспомнить, что Роджер Уильяме, молодой восторженный пастор, боровшийся за утверждение свободы совести, бежал и основал в излучине Наррагансетского залива великодушный и терпимый ко всем вероисповеданиям город — Провиденс.

В устье реки Гудзон сновали маленькие выносливые суда, которыми пользовались местные поселенцы, поднимаясь до самого Оранж-Олбани на север, к ирокезской долине вплоть до океана, по которому от острова к острову, от бухты к бухте они могли добраться до самой Европы. Водоизмещением от шестидесяти до ста тонн, эти суда были доставлены сюда из Голландии, где каналы заменяют дороги.