Дорога надежды - Страница 93

— Какой губернатор примет нас без твоего чудодейственного покровительства?

— заметила Рут Саммер с легкой иронией — Рут и Номи, выслушайте меня, возможно, еще не все потеряно, нужно лишь немного потерпеть. Во время нашего путешествия в Провиденсе или же в Нью-Йорке, я уже стала об этом забывать, мы встретили молодого квакера, принадлежащего к одному из знатнейших семейств, сына адмирала Пенна.

Похоже, что для адмирала, добывшего английской короне Ямайку, и личного друга короля, безумный поступок сына, сделавшегося квакером, воистину стал несчастьем всей жизни. Но молодому человеку нельзя отказать в мужестве; он решил основать колонию, которая стала бы убежищем для его единоверцев. Отцу ничего не оставалось, как поддержать этот проект, и король, памятуя о его заслугах, вручил сыну, Вильяму Пенну, документ, согласно которому ему выделялась специальная территория, где любой квакер мог селиться по своему усмотрению, не спрашивая разрешения властей, и вообще чувствовать себя как дома. Вильям Пени уже приступил к осуществлению своих замыслов. Попробуйте примкнуть к этим людям.

— Чтобы через некоторое время и они нас выгнали? Мы любим друг друга, мы излечиваем больных единственно силой нашего духа, как тут не заподозрить, что способности наши исходят от Сатаны?! Скажи мне, какой правитель в наше время смирится с этим, сквозь пальцы посмотрит на такой грех? Ты не хуже нашего знаешь, что любовь всегда идет рука об руку с милосердием, но многие забыли об этом.

Рут Саммер обвила руками шею Номи Шипераль.

— Иногда, когда я думаю о дорогом для нас существе, доверенном нам самой судьбой, а именно об Агари, этой одинокой маленькой дикарке, не имеющей иных покровителей, кроме двух женщин-изгоев, которые сами постоянно подвергаются опасностям, то меня охватывает страх за ее будущее, ужас перед несчастьями, ждущими ее впереди. Не думай, сестра моя, что я не слышу твоих призывов к благоразумию, не верю твоим словам, вовсе нет. Каждый день, каждую ночь меня преследуют кошмары, и, чтобы избавиться от них, мне очень хочется стать «как все», снова поплыть по течению, надеть на шею ярмо закона, как того требуют «они», лишь бы унять жуткий гнев ревностных и праведных пастырей, успокоить дурацкий ужас их овечек, готовых по малейшему знаку этих сомнительных святых броситься и разорвать нас на куски. Но я тут же вспоминаю, что мое преступление, мой истинный грех еще остался без искупления. Долгие дни и долгие годы я отказывалась от предначертанного мне пути. Я боялась ступить на него. — При этих словах она нежно посмотрела на сидящую рядом молодую женщину.

— Номи же всегда молча принимала уготованную ей небом судьбу. Дар исцеления у нее в руках и во взгляде, и она всегда делилась этим даром. В возрасте семи лет ее публично высекли розгами на площади. Ее позорили, били, бросали в тюрьму, бичевали, подвергали всяческого рода мучениям, изгоняя из нее дьявола. Но она не сопротивлялась ни своему предназначению, ни своим мучителям. Я же воспротивилась. Меня обуял страх, я испугалась, что меня изгонят из их стаи. Этот примитивный, животный страх изначально живет в каждом из нас. — Рут Саммер опустила глаза, речь ее замедлилась, было заметно, что рассказ причиняет ей боль.

— Я знала, что смогла бы вылечить свою мать. Я чувствовала в себе силы.

Когда ее принесли ко мне после бичевания на площади, всю в крови, я могла бы спасти ее, могла бы помочь ей справиться с лихорадкой, помочь ее организму побороть язвы, разъедавшие ее раны. Но я боялась, что к своему несчастью быть квакершей добавлю еще и славу колдуньи. Страх парализовал меня. И я дала ей умереть. После этого я отринула мое истинное призвание и с наслаждением стала такой, как все, вернее, уверила себя в этом. Костер подлинного моего предназначения, пылая исключительно внутри меня, постепенно угасал и превращался в пепел. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло второе, еще более яркое озарение. Ко мне пришла любовь. Занавес разорвался, пелена спала. Я бросилась в ледяную воду и вытащила Номи; так я вновь приняла свой путь. Как сладостно отказаться наконец от серого бытия и быть выброшенной за пределы владений праведников, которые не могут понять и принять озарения!

Неужели ты думаешь, что святой Павел, получив в пути озарение божественной любви, искал старца Ананию лишь для того, чтобы тот вернул ему зрение? Нет.

Он, фарисей, служитель закона, хотел услышать из уст его слова о неизвестном ему ранее чувстве любви, заполнившем его целиком после чудесного осияния.

Я приняла Номи, любила ее и не жалею о том; эту любовь невозможно выразить словами. В Библии такая любовь связывала тех, чьи имена были нам даны.

Каков бы ни горек был плод здесь, на земле, небо всегда открыто нам. Не знаю, куда приведет наш путь, но могу сказать одно: нам запрещено забывать об озарении. Разве это не привилегия — получить его, а потом — следовать ему, ибо оно освещает нам путь в потемках земной жизни. Милая Анжелика, мы обязаны вернуться в Салем. Старый господин болен, страдает не только старческое тело, но и уязвленное сердце. Его дочь, леди Кранмер, заламывает руки у его изголовья; они ждут нас. Это наши дети, наши бедные дети, и они все испытывают в нас нужду.

— Но они вас убьют. Забросают камнями. Они повесят вас!

— Когда-нибудь, может быть, — ответила Рут со смехом. — Но, как ты только что сама сказала, если они уверены, что мы рядом, то они знают, что всегда смогут покарать нас, и поэтому позволяют себе быть терпимыми. И так, день за днем, оставляя нас в живых, они делают нам бесценный подарок. Ибо каждый час, прожитый человеком счастливо, строит небесный Иерусалим.