Дорога надежды - Страница 97

Разочарование было велико, ибо новорожденный, свернувшийся комочком на руках у матери, был не черного, а скорее красноватого цвета.

— Он похож на пальмовый орех, из которого негры добывают пальмовое масло у себя в лесу, — произнес старый флибустьер, совершивший не одну экспедицию в самое сердце Африки, несомненно, в качестве охотника за неграми.

Присутствующие здесь индейцы находили, что этот младенец одного цвета с их собственными; это им льстило, но и одновременно беспокоило. Но большинство хорошо осведомленных кумушек обращали внимание на огромное пятно темно-фиолетового цвета в области половых органов новорожденного. Это означало, что через несколько дней младенец станет черным, как кусок антрацита, ибо отец его и мать были ослепительно черного цвета.

Юная негритянка лежала на полу, завернувшись в легкую ткань с ярким рисунком, под головой у нее была подушка из конского волоса. Она улыбалась, на лице ее читались радость и удовлетворение, какие бывают у женщин, для которых роды — это, быть может, единственная возможность освободиться от тяжелой работы и показать себя на людях, а также, что бывало крайне редко, выслушать множество поздравлений и комплиментов.

Она прекрасно понимала, что сегодня ее день, и с достоинством, исполненная сознания собственной значимости и важности своей роли, она готовилась принять любопытных, толпившихся в дверях и споривших, кому идти первым.

Но никто пока не осмеливался войти внутрь и поднести приготовленный подарок. Их останавливало присутствие в комнате других ее жильцов, чьи фигуры смутно различались в сумраке хижины. Дневной свет с трудом проникал сквозь маленькие квадратики двух окошек с натянутой на них высушенной рыбьей кожей, и потому здесь все время царил полумрак. Не было видно выражения лиц спутников юной роженицы, лишь яркие белки глаз, окружавшие зрачки цвета темного ириса, блестели в темноте, переводя взор то на одного, то на другого, справа налево, что производило жутковатое впечатление.

Стоящий на полу тусклый светильник время от времени высвечивал чье-то лицо.

Так, возле стены стоял мужчина лет тридцати, одетый в длинную рубаху и штаны из белого полотна, которые носят рабы на Антильских островах, когда работают на плантациях сахарного тростника Он почтительно склонился, держал в руках перед собой свою соломенную шляпу, как обычно стоят рабы перед хозяином. Кто-то с уверенностью заявил, что отцом ребенка был не он.

Отец новорожденного сидел в глубине, неподвижно, прислонившись к стене и обхватив руками колени. Его обезьяноподобное лицо вызывало оживленный шепот среди посетителей. Бывалый путешественник по Африке принялся рассказывать истории о лесных людях, которые на самом деле являлись огромными черными обезьянами. Эти злобные обезьяны обитали на деревьях среди ветвей, и мало кому удавалось согнать их оттуда, а еще труднее захватить в плен. Он сам видел их, но лишь издалека. Высокая женщина из Судана и ее десятилетний сын также не внушали доверия, ни по другим причинам. Стоя у изголовья роженицы, она всем своим видом выражала презрение к лежащей на полу женщине, словно хотела сказать, что если она и оказывала помощь своей товарке по рабству, то вовсе не значит, что она ей ровня. Ее род неизмеримо выше этих диких банту из джунглей.

Юная роженица была единственной, кто был всем доволен. В своем беспомощном положении она сумела сохранить присущее ей изящество. Взгляд ее был устремлен на малыша, лежащего у нее на руках, и она старалась, чтобы каждый посетитель мог как следует рассмотреть его и выразить свое восхищение, ибо сегодня ее сын был героем дня.

— Разве нельзя прикрыть чем-нибудь ребенка? — спрашивали кумушки.

Им отвечали, что если мать находит нужным держать его голеньким, значит, у нее есть на то свои соображения. Не следует лезть со своим уставом в чужой монастырь, тем более что она несомненно хочет, чтобы все желающие могли удостоверить пол ребенка.

К тому же, хотя на улице стоял туман, погода была влажная и теплая… Малыш не рисковал простудиться.

Когда Анжелика с Онориной и несколько сопровождающих подошли к бараку, вокруг стоял оживленный гомон. В ту же минуту неизвестно откуда появились Жоффрей де Пейрак и Колен Патюрель. Они тоже пришли выразить свое почтение новому гражданину Голдсборо За ними следовал Сирики в новой малиновой ливрее, держа в руках маленький сундучок н беспокойно вращая глазами. Он ужасно волновался, ибо наконец под предлогом вручения подарка от имени семейства Маниголь мог приблизиться к даме своей мечты, прекрасной Акаши.

Новые посетители были высокого роста, и им пришлось пригнуться, чтобы не задеть потолок.

Еще утром граф де Пейрак приказал принести различной еды, фруктов, молока и штуку индийской ткани, в которую молодая женщина сейчас была закутана.

Сейчас он принес еще тканей, тонких, в яркий цветочек, и шерстяных тканей, столь же ярких и нарядных.

Госпожа Маниголь прислала с Сирики несколько безделушек. Она находила смешным самой идти неизвестно куда по случаю рождения какого-то негритянского младенца, ведь ее муж раньше ведал всей торговлей «черным деревом» в Ла-Рошели. Но раз все считали необходимым сделать подарок, то и она решила не остаться в стороне. Сережки в виде колец, бусы из корналина, булавки и пряжки, украшенные поддельными алмазами, словом, дешевые украшения, предназначавшиеся для торговли с африканскими царьками, которые госпожа Маниголь, сама не зная зачем, захватила с собой, обрадовали молодую негритянку гораздо больше, чем маленький изумруд из Каракаса, преподнесенный Коленом Патюрелем. Губернатор посоветовал ей повесить этот камень на шею ребенка, дабы отводить дурной глаз.